— Но ведь он не… — Селена сразу же умолкла, потому что не имело значения, что подумает акушерка. Ничто вообще не имело смысла, кроме страшной боли, которая подступала все ближе, так что у Селены практически не было времени перевести дух между схватками.
Где-то вдали, за красным туманом муки, она услышала голос акушерки, говорившей:
— А ну-ка, тужься, надо помочь ребенку появиться на свет, давай-ка…
— Я не могу…
— Ты должна, ну давай еще, так…
Селена была охвачена неодолимой болью, которая опустошила ее, лишая сил.
— Мальчик — такой красивый, крупненький!
Резкий, недовольный голос ее ребенка был последним звуком, который она слышала перед тем, как обессиленно провалиться в сон.
На следующий день в дверь позвонила Дейзи и принесла чудесную колыбельку, украшенную таким количеством кружевного шитья и атласных лент, что когда туда положили ребенка, он оказался совсем не виден за ними.
— Я послала за женщиной, которая за тобой присмотрит, — сказала Дейзи. — Племянница моей кухарки.
— Это очень мило с твоей стороны, Дейзи, но у меня нет комнаты для прислуги, и, кроме того, мне нечем ей заплатить.
— Андре оплатит счет, — сообщила Дейзи с довольной ухмылкой. — Заодно со всем оплатит. Он прекрасно содержит меня и никогда не спрашивает, на что я трачу деньги.
— Даже если и так, я не могу принять этого…
— Послушай, ты пока не можешь сама позаботиться о себе и ребенке. Неужели ты и в таком ужасном положении собираешься охотиться за этими историями для «Лейдиз газетт»?
— Ну конечно.
— Ты что, собираешься таскать за собой ребенка по всем этим салонам, да?
В словах Дейзи была своя логика, и Селена сдалась. Удовлетворенная победой, Дейзи надела свое красное расшитое бархатное пальто и, поцеловав Селену и пообещав зайти завтра, удалилась в кипении кружевных юбок, оставляя за собой аромат «Пармских фиалок».
— Эта колыбель занимает здесь половину места, — заметил вошедший Крейг. — Не думаю, что у наследника престола кроватка лучше.
— Вот уж не поверю, что наследник престола так же красив, как мой Кейт.
— Кейт?
— Я назову его в честь своего отца, — сказала Селена.
Крейг задумчиво смотрел в окно на покрытые снегом ветви деревьев в палисаднике у дома.
— У ребенка должно быть не только имя, но и фамилия, — сказал он наконец, повернувшись к Селене.
— Мириам Сквайер посоветовала мне назваться вдовой. Я ношу фамилию Хэлстид, и мой ребенок тоже будет носить ее.
— Ну а потом, когда он подрастет и сможет задавать вопросы?
Селена откинулась на подушки.
— Я не знаю.
Он подошел к ней и взял за руку.
— Лейтимер — это хорошая фамилия. И весьма уважаемая в Бостоне. Кейт Лейтимер. Хорошо звучит, не находишь?
Ее глаза увлажнились слезами.
— О, Крейг! Ты так много для меня сделал. Помог мне найти работу. И потом, прошлой ночью… но я не могу позволить…
— Позволить мне? Но Селена, ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Тебе нужен мужчина, который бы заботился о тебе.
— Нет, — упрямо возразила она. — У меня есть работа.
— Не надо было мне представлять тебя Мириам Сквайер. Тогда бы ты, может быть, зависела от меня.
При этих словах она приподнялась на взбитых подушках.
— Ах, ты как раз мне напомнил. Мне сегодня нужно сдавать материал, чтобы он успел на следующий пароход в Нью-Йорк.
— Придется сказать тебе, чтобы ты сама об этом позаботилась, раз уж ты чувствуешь себя такой независимой. — Он рассмеялся, увидев ее изумленный взгляд. — Ладно, лежи-ка спокойно и отдыхай. Я распоряжусь, чтобы твой отчет послали Мириам Сквайер.
Всю эту зиму и весну 1864 года Селена все более и более погружалась в свою работу. И хотя присланная Дейзи молодая женщина, Берта, была очень полезна, Селена все же жалела о том немалом времени, которое она проводила без ребенка.
Не без помощи пожилого знатного поклонника Дейзи, Селена сумела получить доступ к постоянной череде балов, приемов и музыкальных вечеров, так что к лету она публиковала сообщения не только о парижской моде, но и об общественной жизни столицы, и ее жалованье неуклонно росло.
Но с приходом лета она столкнулась с новой проблемой. Поскольку император с императрицей совершили свой ежегодный переезд из Фонтенебло в Сен-Клу, а за ними последовал двор и сливки парижского общества, Мириам Сквайер сообщила Селене, что ей придется посещать эти элегантные вечера.
— А в сентябре мне все время придется ездить в Биарриц, — рассказывала она Дейзи. — Берта не хочет уезжать — у нее здесь, в Париже, парень. А мне противна даже мысль о том, чтобы доверить Кейта разным там мамкам и нянькам.
После долгих поисков Дейзи подыскала место для ребенка у четы Прене. Месье Прене работал привратником в одном из имений графа, которое было расположено всего в двух часах езды в карете от Парижа.
— У его жены есть и свои дети, — сказала Дейзи. — Она примет Кейта и позаботится о нем. За городом ему будет гораздо лучше, а то я слышала, что летом Париж вреден для здоровья детей.
А когда Селена спросила совета у Крейга, тот полностью согласился с Дейзи, сказав:
— Барон Хаусман предпринимает множество усилий для улучшения санитарных мер в городе, но уровень детской смертности все еще поразителен.
Итак, в начале июля Селена отвезла Кейта в имение, пообещав мадам Прене, что будет часто навещать ребенка. Несмотря на то, что полненькая улыбающаяся женщина, а также ее чисто убранный дом и красивый пейзаж, окружавший имение, произвели на нее благоприятное впечатление, она ужасно тосковала по Кейту, когда уезжала, и даже ее еженедельные посещения не облегчали боли расставания.