— Ты сам говорил мне, что там уже нет боев. Я не помешаю тебе, обещаю. Тебе не придется медлить из-за меня — я прекрасная наездница.
Джеффри покачал головой и знаками приказал арабу-официанту принести еще два мятных чая.
— Но там всегда остается место для опасности. Должен отказать, хотя был бы очень рад сопровождать тебя.
— Ты забываешь, что я не турист. У меня задание…
— Да, и ты уже послала статью о женщинах Алжира в «Лейдиз газетт». Мириам Сквайер будет очень довольна.
— Я написала только о быте арабских женщин, которых держат как преступниц в гаремах Касбаха. Они надевают чадру, даже выходя на рынок. — Селена улыбнулась. — Подумать только, американки находят что-то чарующее, романтическое в таком существовании. Арабских женщин откармливают, словно призовых гусынь, и держат в клетках.
— Арабским мужчинам они нужны именно такими, — сказал Джеффри, пожимая плечами.
— Но ведь ты рассказывал мне, что жизнь в гареме типична не для всех женщин Алжира. Ты говорил, что у берберийских женщин гораздо больше свободы.
— Возможно. Хотя им тоже не позавидуешь, по крайней мере, по западным стандартам. Бербер покупает себе жену как корову и вправе отослать ее назад, если останется недоволен. Такая жена выполняет большую часть тяжелой работы в доме и по хозяйству. Если она не родит мальчика, то, состарившись, может оказаться на улице, никому не нужная.
— Это варварство!
— Как и многое другое в этой части света, — согласился Джеффри. — Но берберийские женщины имеют некоторые права в общественных делах: они могут выходить без чадры, могут оставлять себе заработанные деньги. Известны случаи, когда во время войны они даже сражались рядом со своими мужьями.
— Вот видишь! — с триумфом воскликнула Селена. — Как я могу надеяться правдиво описать жизнь алжирских женщин, если не поеду в горы и не увижу этого сама?
— Слушай, как ты поговоришь с ними?
— Через переводчика, — ответила она. — Ты ведь говорил, что знаешь их язык. — Селена наклонилась к нему. — Ты должен понимать мои чувства. Я — журналист, так же, как ты и Крейг.
Слабая улыбка тронула уголки губ Джеффри, когда он посмотрел на Селену, хрупкую и изысканную в платье из белого льна, отделанном сиреневыми лентами и кружевными оборками, на ее модную шляпку из итальянской соломки, на маленькую руку в перчатке, сжимающую ручку зонтика, отделанного слоновой костью.
— Не совсем, — покачал он головой. — Ты не военный корреспондент, ты здесь, чтобы писать для «Лейдиз газетт». А нам с Крейгом надо освещать восстание в Ауресе. Разве эта миссис Сквайер говорила, что ты должна ехать в горы?
— В общем-то нет, но я…
— Все ясно. Допивай свой чай, и я отвезу тебя в дом месье Рувилье и его жены. Месье Рувилье — интереснейший джентльмен, любитель древностей. У него превосходная коллекция светильников, ваз, статуэток и монет древнеримской эпохи. Быть может, ты захочешь написать статью о его работе — на раскопках римских руин случалось немало интересного.
— Я в этом не сомневаюсь. — Голос Селены был обманчиво мягок. — Но сегодня мне придется лечь спать пораньше, чтобы завтра быть готовой ехать с тобой в Бискру. Не хочу задерживать тебя.
— Ты не едешь в Бискру. Во всяком случае, не со мной.
— Тогда я поеду одна на наемной лошади.
— Селена! Ты в своем уме? Ты ведь не на пикник едешь по Африке, одна, без всякой защиты. — Красное лицо Джеффри покраснело еще больше, и он отер лоб белым шелковым платком. Он все же был денди, несмотря на свой огромный вес.
— Я привыкла ездить верхом в одиночестве, — спокойно ответила Селена. — В нашем поместье на Багамах я часто…
— Здесь не Багамы. И не Булонский лес.
— Я не боюсь.
— Значит, ты либо безрассудно храбра, либо гораздо менее умна, чем я предполагал.
Селена посмотрела на веранду гостиницы и слегка пожала плечами.
— Да, я знаю, что ты собираешься мне сказать, — продолжал Джеффри. — Все, что ты видишь, достаточно цивилизованно, но нетипично для Алжира.
— Поэтому я и должна увидеть остальную часть страны. И горы Оре, и берберийские деревни, и римские развалины, и пустыни. Я увижу все это. — Селена подхватила свой маленький зонтик и задвинула за собой стул.
— Селена, куда ты собралась?
— В Бискру. Я уверена, что раздобуду лошадь или верблюда. Трудно выучиться ездить на верблюде?
— Хорошо, твоя взяла, — сдался Джеффри, — если я возьму тебя с собой, Крейг разозлится, но если я позволю тебе ехать одной, он переломает мне все кости.
…На следующее утро, когда Селена и Джеффри выехали, небо над их головами отливало тусклыми голубовато-серыми цветами. Селена знала, что выглядит очень привлекательно в пурпурной тарлатановой юбке и сиреневой муслиновой блузке, перехваченной на талии ремнем, сидя в женском седле на лошади, раздобытой для нее Джеффри. Несмотря на то, что Джеффри был против ее поездки, он, очевидно, решил смириться с этим и доказал, что может быть приятным спутником. Они поехали на восток вдоль побережья к Тизи-Узу, потом на юг по узкой дороге, взбиравшейся все выше и выше, в страну берберов, через Тамазирт, л’Арбаа Найт Иратен и Айт Хичем, углубляясь в высокие горы Кабула.
Помня о своем обещании Джеффри, Селена старалась ничем не мешать ему. Она заставляла себя ехать, даже когда ей хотелось сдержать коня, чтобы прийти в себя от головокружения, охватывавшего ее на узких, зигзагообразных горных тропах, где один неверный шаг мог отправить коня и всадника на тысячи футов вниз, на дно узкого ущелья. Селена не жаловалась на жажду, на пронизывающий до костей резкий ветер, от которого не спасал даже тяжелый плащ для верховой езды, на прочие неудобства. Помня о своем задании, она продолжала аккуратно вести записи в маленькой записной книжке в кожаном переплете, хранящейся в седельном вьюке. Селена описывала небольшие деревеньки — группки каменных домов, крытых красной черепицей. И берберийских женщин — с их открытыми лицами, с руками цвета индиго от краски, которую они использовали для сплетенных ковриков, с голубыми вытатуированными отметинами на лбу у тех, кому посчастливилось родить сыновей, а значит, они не будут выброшены на улицу мужьями.