— Не будь дурой! Тебе здесь не выжить. Умрешь от голода и жажды. Умереть от пули легче. Быстро и чисто.
— Ты же не хочешь меня убивать… Знаю, что не хочешь. Я никогда не делала тебе ничего…
— Хорошо, может быть, и не хочу, — резко оборвал ее Кендал. — Я нанимался к мятежникам только ради денег. В мои планы не входило ни убивать женщин, ни пытать пленников. Но у меня нет выбора… — Он вновь поднял револьвер.
С дороги, проходившей чуть правее оврага, где они стояли, донеслись какие-то звуки. Глядя на револьвер, девушка слышала приказы левантийца, окрики, топот коней по булыжнику.
Я могла бы не оставаться здесь в ожидании смерти… Торговец уезжает и может взять меня с собой…
Кендал молчал, сузив глаза. Но наконец заговорил:
— Он идет на север, в Алжир. Мы — на юг, в горы.
— Вот видишь, Жиро ничего не узнает. И левантиец… Ты видел, как он глазел на меня в лагере… как рассматривал мои волосы и…
— Знаю. Волосы, подобные твоим, редкость в этой части света. И такие глаза. И такая белая кожа… Да уж, ему ты приглянулась. Но если он и возьмет тебя, то лишь с одной целью: продать в публичный дом в Филиппвилле или Алжире.
Будущее вырисовывалось отвратительное, но Селена упрямо встретила тяжелый взгляд Кендала.
— Это тебя не касается, — отрезала она хладнокровно. — Он торговец, не так ли? Он хорошо заплатит. Труп для тебя не имеет никакой ценности. Но живая я чего-нибудь да стою.
Кендал сунул револьвер за пояс.
— Я сказал, что девочка с твоей внешностью здесь редкость. — Он слегка улыбнулся. — Ты можешь стать изюминкой, Селена. Пойдем. Надо торопиться, пока левантиец не уехал.
Взяв девушку за руку, он повел ее в сторону дороги, по которой должен был проехать торговец. Остановившись на обочине, Кендал оглядел девушку.
— Впереди у тебя тяжелые времена. Может быть, даже хуже, чем были с Жиро. Знаешь ли ты об этом, девочка?
Селена поспешно кивнула, так как в этот миг увидела подъезжающего левантийца. Широкая улыбка заиграла на его оплывшем от жира лице.
— В конце концов, я хоть буду жива, — утешила она больше себя, чем Тома Кендала.
Спустя несколько часов, подрагивая среди кучи седел в одной из повозок торговца, Селена впервые за все эти дни позволила себе подумать о сыне. Пусть она потеряла Брайна… Он сказал, что больше никогда не хочет ее видеть. Но если она спасется, ей есть ради кого жить: ради сына Брайна.
— Еще бренди, капитан Маккорд?
Брайн отрицательно покачал головой. Он сидел в офисе Джона Слайдла. Снаружи сумерки укутывали парижские бульвары, хлопья снега летели за окнами.
— Вы отплываете в самые ближайшие дни, — говорил коренастый представитель Конфедерации. — Гибель «Ариадны» — тяжелейшая утрата. Прошу прощения, но мы не смогли найти корабль, равный ей. Вы же знаете ситуацию. Два броненосца, построенные нами здесь, задержаны императором.
— Понимаю, — кивнул Брайн. — Но и «Долфин» сделает свое дело. Мистер Родман переделал его из пассажирского парохода в крейсер с удивительной быстротой. Правда, переделывать пришлось всю конструкцию судна, убирать пассажирские каюты, салоны. Он так укрепил главную палубу, что теперь она в состоянии выдержать орудия, а трюмы приспособил для команды. И топливный бункер расширил так, что теперь корабль может взять восьмидневный запас угля.
— И что, мистер Родман опять поплывет с вами в качестве главного механика?
— Да. Хирург, которого вы рекомендовали, сказал, что его нога заживает. Хромота — временная. — Брайн подумал, что это чудо, если припомнить то чудовищное оперирование, которому подвергся Дональд три месяца назад в Санта-Кларе.
— Ну, а теперь ваше задание… — начал Слайдл.
— Жечь, топить и разрушать, — продолжил Брайн.
Слайдл одобрительно кивнул, но когда Брайн собрался встать, добавил:
— Подождите минуточку, капитан. У меня есть еще одно задание для вас. Боюсь, неприятное ни мне, ни вам, но крайне необходимое. Вы доставите на Багамы пассажира. Даму.
— У нас нет места для пассажиров. Тем более для женщин, сэр, — попытался возразить Маккорд.
— Возможно, «пассажир» — не совсем точное слово. «Заключенный», пожалуй, подходит больше. Это — Иветта де Реми. — Темные густые брови Брайна поползли вверх. — У нас есть неопровержимые доказательства, что здесь, в Париже, мадемуазель де Реми передавала нашим противникам важную информацию. Она догадывается, что мы разоблачили ее, и у нас есть все основания полагать, что она готовит побег в Англию. Там она смогла бы принести нам много вреда.
На некоторое время Брайн погрузился в молчание, устремив взгляд на кружащиеся снежинки за высокими окнами.
— Что делать с ней, когда я доставлю ее в Нассау?
— Вы передадите ее нашему представителю. Это все, что от вас требуется. — Слайдл бросил на стол запечатанный конверт. — Он переправит ее в Северную Каролину, в «форт рыбаков», где она подождет в тюремной камере конца войны.
— Лучшее место для нее.
— И еще. Ее нельзя насильно привести на ваш корабль. Помните, она на французской территории и, следовательно, под защитой французского правительства. Мы не хотим ни международного скандала, ни неприятностей с Луи Наполеоном. Мадемуазель де Реми и герцог де Морни…
— Да, я слышал…
— Я знаю, что Иветта де Реми ваш друг. Что вы… м-м… знали ее еще в Нью-Орлеане. Это доставит вам беспокойство, капитан?
— Это может сыграть мне на руку, — холодно ответил Брайн.
— Как же? — удивился Слайдл.
— Она верит мне и не догадается о моих намерениях, пока не попадет на борт корабля. А когда мы выйдем в открытое море, я надену на нее наручники, если сочту необходимым.